Охранительство как щит российского капитализма
В последние годы в России набирает популярность относительное новое идеологическое направление под названием «охранительство». В общем смысле оно направлено на защиту российского политического режима от оппонентов, на консервацию существующих общественных и экономических отношений, выгодных правящему классу. Наиболее яркие идеологи охранительства – Е.А. Фёдоров, А.А. Проханов, Н.В. Стариков, С.Е. Кургинян, А.Г. Дугин, Д.К. Киселёв и др. сегодня пользуются серьёзным медийным ресурсом для широкой пропаганды своих идей в народные массы. О сути охранительства и его идейном наполнении редакция сайта «Коммунисты Столицы» побеседовала со своим постоянным экспертом, левым политологом Борисом Юльевичем Кагарлицким.
Комстол: Какова природа охранительства, как политического явления?
Б.Ю. Кагарлицкий: Термин «охранительство» имеет чисто русское происхождение. У меня часто бывают проблемы с его переводом на английский или французский языки.
Охранительство уходит корнями в конец романовской эпохи, когда начала поднимать голову революция, а прогрессивное движение становилось серьёзным фактором. В ответ власть попыталась создать какую-то серьёзную силу не только на уровне репрессий, но и на идеологическом, полемическом поле в виде контраргументов, чтобы хоть как-то противостоять нарастающим революционным настроениям в среде интеллигенции.
В те времена общие веяния, общая интеллектуальная тенденция диктовали проявление симпатий, или по крайней мере интереса к разным социалистическим, революционным, радикально-демократическим идеям. Они были популярны среди левых и, отчасти, либералов, которые, по сути, были лишь случайными попутчиками революции. Именно к ним в первую очередь и обращались идеологи охранительства, желая оторвать от революционного движения и рационально взывая к их социально-классовым интересам. Либералов, представленных в основном буржуазной публикой, пугали тем, что заманчивые социалистические идеи могут сыграть против них самих, будучи претворёнными в жизнь. Отчасти это сработало: вполне по-революционному настроенные авторы знаменитого сборника «Вехи», очень быстро перекрасились в консерваторов, правых либералов и, собственно, охранителей.
Таким образом, охранительство возникло в качестве главной антитезы революции, которая ассоциировалась с хаосом, разрушением естественного хода вещей и государства как такового. Связывалось это всегда с т.н. «антинациональными» внешними враждебными силами, которые грозят разрушить страну.
Охранительная идеология апеллирует к вполне здоровым социальным и культурным инстинктам. Однако всё это ставится на службу сугубо консервативному подходу, который, в конечном счёте, сам оказывается крайне контрпродуктивным в силу тех самых здоровых социальных инстинктов. Когда говорят, что менять ничего не надо, в условиях объективно назревшей необходимости и неизбежности перемен, продиктованных самой логикой развития страны, подобные призывы оборачиваются в свою противоположность. Умышленное торможение перемен правящим классом, имеющим в своих руках все рычаги управления страной, дестабилизирует общество в значительно большей степени, чем призывы революционеров, полностью отстранённых от власти.
Комстол: Каковы аналоги российского охранительства за рубежом?
Б.Ю. Кагарлицкий: Аналогами охранительства являются разные варианты консервативной идеологии, которые везде имели свою национальную специфику. Как правило, с одной стороны, эта идеология является буржуазной, как и любая консервативная идеология при капитализме, направленная на его сохранение. А с другой, она часто ориентирована на бюрократию и связанную с ней интеллигенцию, т.е. на самосохранение политического класса.
Подобные тенденции имели место во Франции в 19-м века, которые проявились в разных формах роялизма, боровшегося против прогрессизма. Есть такие примеры и в истории стран Латинской Америки, и в рамках англосаксонской традиции. Самое яркое проявление охранительства в США связано, конечно, с агрессивным антикоммунизмом и борьбой против т.н. «советской угрозы». Маккартизм, наверное, является самым ярким примером зарубежной охранительской идеологии. Организуя политические чистки, сенатор Маккарти не просто боролся с коммунистами, а пытался утверждать определённые понятия в американских ценностях. И понятия эти были враждебны не только левым, но всем тем, кто хотел видеть американский капитализм более демократичным и открытым.
Комстол: А каковы особенности современного российского охранительства? Является ли оно неотъемлемым свойством «путинской» России?
Б.Ю. Кагарлицкий: Нет, не является. Путинский режим был сконструирован как режим компромисса между буржуазными элитами. Надо понимать важную вещь: с точки зрения левых, капиталист защищает собственность от трудящихся. А с точки зрения самих капиталистов, им, к тому же, приходится оберегать её друг от друга. Так вот Путин стал символом «примирения» разных группировок правящего класса, арбитром, в задачи которого входило не допустить межклановой войны, которая могла привести к поражению обоих. Российским капиталистам дали возможность почувствовать себя респектабельно. Им придали благопристойный, приличный вид.
В условиях валютного дождя из нефтедолларов государству удалось на время создать модель, в раках которой и олигархи сохранили возможность приумножать капиталы, и простому народу кое-что доставалось. Уровень жизни трудящихся вырос благодаря сознательным действиям власти. Впрочем, двигало ею не человеколюбие, а вполне прагматичный расчёт: желание обеспечить процесс воспроизводства населения. Как говорится, и волки сыты, и овцы целы. В этих условиях в охранительной идеологии не было нужды.
И в эти годы власть пыталась экспериментировать. Населению преподносили широкий ассортимент идеологий: околосоветские идеи (с тщательной очисткой от социалистической составляющей), православный традиционализм, имперский национализм, немного западничества, либерализма, «европейских ценностей».
Однако дальнейшее развитие событий заставило правящий класс остановить эксперимент. Субъективная проблема в виде ряда «оранжевых революций», а на деле псевдореволюционных переворотов, организованных США, показала, что внутригосударственное равновесие очень легко разрушить. Чтобы противостоять этому идеологически необходимо делать акцент на том, что эти псевдореволюции на самом деле не имеют под собой сколь-нибудь значимой социальной базы. Однако в таком случае вам придётся противопоставить псевдореволюции настоящую революцию как реальную альтернативу. Это позиция левых, на которую российская буржуазия встать никак не может. Поэтому она делает вид, что принимает эту симуляцию за настоящую революцию, активно противоборствуя как псевдореволюционному симулякру, так и реальным революционным угрозам. И здесь возникает субъективная потребность в охранительной идеологии как антиреволюционной.
Второй фактор появления запроса на охранительную идеологию лежит уже в объективном поле кризиса, стагнации российского капитализма. Выразилось это, в частности, в форме растущего напряжения в среде элит. Прямой раскол пока не случился, несмотря на то, что раздрай там сейчас жуткий. Однако Украина показала, что такое возможно, что кризис верхов может привести к слому всей системы. Вероятность такого сценария значительно возрастает в условиях кризиса, когда власть перестаёт быть источником избыточных ресурсов. Дабы не допустить материализации этих угроз власть опять же была вынуждена обратиться к охранительству, чтобы сохранить единство уже среди своих: дескать, вспомните 1917 год.
Ну, а когда клич был кинут, тут же набежало множество идеологов, готовых предоставить свои услуги по мере собственного таланта или бездарности.
Комстол: В чём Вы видите содержательное, идейное зерно современного охранительства в России?
Б.Ю. Кагарлицкий: Мы имеем сегодня кипу охранительных текстов, которые сильно противоречат друг другу и, вдобавок, почти всегда опираются на ту или иную теорию заговора, направленную «против России». Теоретиков много: Дугин, Проханов, Фёдоров, Кургинян, Стариков, Данилин – на любой вкус. Каждый из них предлагает свою версию охранительства. Власть воспользовалась преимуществами т.н. «конкурентного общества» и дала заказ целому ряду исполнителей. Особенно интересы в этом разрезе красные охранители, поскольку перед ними в большей степени стоит задача по работе с массами: держать протест в определённых рамках, структурировать его и направлять в нужное, безопасное для правящего класса русло.
КПРФ, к примеру, (я имею в виду, конечно, верхушку партии) власть призывает на помощь только в самых тяжёлых условиях. Вспомните массовые оппозиционные выступления 2011 года, когда вместо того, чтобы попытаться внедрить социально-классовые идеи в протестные массы Г.А. Зюганов встал стеной за власть, публично обозвав всё движение оранжевой проказой. Впрочем, в те времена активно проявляли себя и Проханов, и Кургинян, и некоторая часть правых охранителей. В общем, власть тогда насколько испугалась угрозы потери контроля над ситуацией, что, как говорится, сдала всю агентуру.
Пытаясь обработать рабочий класс из регионов, власть успешно провернула трюк с Уралвагонзаводом, навязав массовому сознанию ложную альтернативу: или вы за Путина, который сохранит стабильность, или — за либералов, которые лишат вас всех социальных гарантий. Однако успех был временным, поскольку розданные обещания теперь надо выполнять. А делать этого власть не собиралась, да и просто не в состоянии, учитывая ситуацию в экономике. И этим правящая элита сама себе создала угрозу, отходя на практике назад к методам неолиберализма. Тем не менее, она опять делает ставку на уже обанкротившихся теоретиков охранительства, не имеющих за собой на деле никакой реальной поддержки масс.
