Артем Кирпиченок

Повторяется ситуация конца XVIII столетия, когда  все больше и больше людей в развитых странах мира видят в правящей  олигархии толпу паразитов

  На протяжении почти тысячи лет феодализм был господствующей экономической, политической и социальной моделью. Столь впечатляющее долголетие нельзя объяснить исключительно присутствующими в феодализме элементами насилия – внеэкономического принуждения крестьянского сословия. Любопытно, но и крестьяне могли рассчитывать на определенные преференции со стороны господина. Прежде всего, феодал обеспечивал им военную защиту от разбойников, других феодалов или от нападений соседних народов – что было особенно актуально в приграничных зонах. Феодал вершил правосудие, оказывал покровительство своим подданным в их контактах с внешним миром, а так же, в экстренных случаях, мог предоставить и экономическую помощь. В этом смысле, уместно напомнить, что сегодня мы получаем от капиталиста одну только зарплату.
Идеологическая легитимация европейского феодализма также была куда более основательна, чем вся нынешняя пропаганда капитализма. Первоначально феодализм был патриархален, и зачастую Господин выступал для своих подданных в качестве «Отца семейства». К этому периоду относится и достославный обычай «права первой ночи», благодаря которому землевладелец был отцом многих своих подданных отнюдь не в переносном смысле. Понятно, что отнюдь не все были готовы поднять руку на строгого, но справедливого батюшку.
С развитием христианства апология феодальной системы стала более изысканной, но еще более непробиваемой. Все люди были объявлены потомками трех сыновей Ноя: Сима, Хама и Иафета. Согласно Библии, Хам надругался над своим отцом и был за это наказан – отдан в услужение своим братьям. На протяжение сотен лет, священники и монахи объясняли крестьянам, что они и есть потомки Хама, дворяне – это потомки Иафета, а священники – потомки Сима. Учитывая отсутствие других авторитетных источников информации у общественности подобная легенда вопросов не вызывала. Да и сам внешний облик дворян – белокожих, более рослых, сильных и крупных, благодаря лучшему питанию, а порой даже грамотных, ярко контрастировал со сгорбленными крестьянами, получерными от полученного во время полевой работы загара и въевшейся в кожу грязи. Если же возникал ропот, то восседающие на боевых конях феодалы моргенштернами вбивали в упрямые головы разъяснение, почему один начальник, а другой – Жак-Дурак.
Впрочем, ропот все же возникал достаточно часто, что время от времени влекло за собой крестьянские восстания. У последних, как правило, было две причины: Первая – феодалы не справляются со своими должностными обязанностями, и за это их надо было наказать. Примером такого восстания была «Жакерия», когда крестьян несколько утомили феодальные разборки Столетней войны. Вторая причина – ожидание грядущего светопреставления, во время которого, как ожидалось, последние должны были наконец стать первыми. Под этим девизом неоднократно проходили различные еретические выступления – от восстания Дольчино, до Крестьянской войны в Германии. 
Но на рубеже XV-XVI веков Европа вступила в полосу экономических, политических, научных и социальных революций. Опирающаяся на власть денег буржуазия бросила феодалам вызов. Революция в военном деле выбила из седла благородных всадников – копьями швейцарских ландскнехтов и мушкетами испанской пехоты. Стоимость жизни выросла, и дворянство, выколачивающее из подданных все новые и новые поборы для поддержания роскошного образа жизни, стало вызывать некоторое раздражение. Во многих странах феодальные режимы зашатались... но выжили – за исключением Нидерландов и Англии. Решение было найдено в абсолютизме – королевской диктатуре, проводимой в интересах класса феодалов. Последние, лишись политической автономии на местах, но получили доступ к государственным пенсионам, ключевые посты на военной и гражданской службе – и, что самое главное, сохранили свои земельные владения.
С начала XVII века дворянин стал «универсальным менеджером» своего времени. Теоретически считалось, что он способен одинаково успешно занимать высшие посты как в армии, так и в государственном аппарате. В этом новом этом качестве феодалы достаточно успешно нашли свое место в быстро меняющемся мире. Образ храброго дворянина, идущего со шпагой впереди полка под ураганным огнем, был приемлем для всех. В накладе остались лишь, тогдашние «либертарианцы» – другие, обделенные высочайшей милостью феодалы, мечтавшие о былых «вольностях», растоптанных кованным сапогом королевской тирании.
Новые перемены пришли в XVIII веке – их характер раскрывает французский фильм «Распутник», который вышел на экраны в девяностых годах. Согласно его сюжету группа аристократов прячет от королевской полиции энциклопедиста Дени Дидро, совмещая это благое занятие с раскованными сексуальным экспериментами. После просмотра сценок из жизни знающих толк в извращениях «милордов и месье» у зрителя появляется большое желание отправить эту компанию сибаритствующих бездельников на гильотину – даже несмотря на их героическое сопротивление кровавому режиму Людовика XVI. Надо сказать, что такой же точки зрение придерживалось и большинство французов. К тому времени высшая аристократия ассоциировалась у них с компанией бездельников и растратчиков государственной казны, а монополия дворянства на государственную службу и военные посты теперь уже только раздражала – ведь набравшей силу буржуазии давно хотелось порулить и повоевать самой. Увы, но в дворянстве перестали нуждаться – именно потому и оно отправилось на гильотину, совершать свой «прыжок щукой».
Впрочем, здесь надо заметить, что в некоторых, самых отсталых регионах Франции, феодалы продолжали выполнять на селе свои традиционные экономические и социальные функции, служа в армии, покровительствуя своему крестьянству и осуществляя задачи местных органов власти. Одним из таких регионов была знаменитая Вандея, где местные Хамы, под предводительством Симов и Иафетов, как встарь, восстали против безбожного режима в Париже. И, разумеется, были подавлены – причем, с крайней жестокостью.   
В течение каких-нибудь двух веков благородные рыцари в латах и камзолах канули в лету. На смену им пришли новые господа, которые сперва облачались во фраки и цилиндры, а сегодня перешли на более демократичные костюмы, несколько напоминающие одежду простолюдинов. Нельзя не признать, что поначалу новый правящий класс мог произвести впечатление – недаром старик Маркс посвятил буржуазии столько проникновенных строк. Мы видели талантливых изобретателей-эдисонов, которые силой своего таланта совершали замечательные открытия и силой своей воли запускали их в производство. Упорные и работящие крестьяне-третьяковы копили деньги и постепенно создавали текстильные империи. Банковские кредиты Ротшильдов двигали вперед народное хозяйство по всему миру, покрывая континенты сетью железных дорог и каналов.
Но капиталистическая система эволюционировала еще быстрее чем феодализм. Эпоха войн и революции начала XX века показала, что после определенного момента капиталисты не могут развивать свой бизнес без симбиоза с государством. Собрать автомобиль в гараже возможно – но построить баллистическую ракету можно только на уровне государственной производственно-экономической кооперации. Государство стало гарантировать вклады частных банков и обеспечивать предпринимателей инфраструктурой и заказами за бюджетный счет. Классический либеральный капитализм был заменен различными государственно-капиталистическими моделями, которые существуют везде и поныне.
Однако, на этом этапе у капиталистов возникли серьезные проблемы с легитимацией своей экономической власти. Если вы получаете от государства кредиты, если государство обеспечивает вас заказами, если реальное управление предприятий осуществляют наемные менеджеры, а капиталисты, как правило, только владеют пакетами акций – то скажите, зачем вы такие красивые нам нужны? У феодалов с легитимацией было куда проще. Господь благословил дом Хлодвига или дом Рюрика на владения их землями до десятого колена – так же, как он благословил род Давида на царствование в Израиле. Ну а если этого мало, то мы вспомним упомянтую сказочку про Сима, Хама и Иафета. Но после Вольтера трудно серьезно рассуждать о том, что Господь благословил дом Мердоков или дом Потаниных на владение заводами, газетами и пароходами. Хотя, заметим, что самые стабильные в политическом плане капиталистические режимы все равно возводят свою легитимацию к феодализму – как это имеет место в Великобритании.
Еще сложнее стало объяснять претензии  правящего класса на власть в начале XXI века, когда началась эпоха господства финансового капитала. Инвестиции в производство стали приносить гораздо меньше прибылей чем авантюрные финансовые спекуляции. А все риски и потери, как и прежде, компенсировались многомиллиардными вливаниями государства, отчески заботящегося о тех кто «слишком велик, чтобы упасть». На беду, все это удачно совпало с ликвидацией «государства всеобщего благоденствия», на которое у современных правительств средств никогда нет – да и распад СССР лишил буржуазию необходимости задабривать плебс, чтобы он не пытался подсмотреть, что происходит за Берлинской стеной. А претензии банкиров и олигархов, требующих все больше и больше «свобод» для бизнеса, при все меньшей ответственности перед обществом, растут сейчас с каждым днем.
В какой-то мере сегодня повторяется ситуация конца XVIII столетия, когда все больше и больше людей в развитых странах мира видят в правящей олигархии толпу паразитов, чьи функции сводятся к выкачиванию субсидий из государственного бюджета. Отдельные примеры «успешных» и креативных предпринимателей, вроде Билла Гейтса, Стива Джобса или Илона Маска, примечательны именно своей «уникальностью – да и она зиждется лишь на хорошей рекламе, не выдерживая на поверку никакой критики. Но и при феодализме было более чем достаточно историй успеха – от Жанны д`Арк и Жана Барта, до Шафировых и Разумовских. Были тогда и феодалы-праведники, раздававшие все свое имущество бедным и уходившие в монастыри. А в нашей реальной жизни на одного талантливого бизнес-самородка приходится сотня гламурных детишек, которые блокируют своими лимузинами подъезды к ночным клубам. Трудно поверить, что кто-то – помимо восточноевропейских либералов, с их генетически рабской натурой – действительно может поверить в то, что эти наследники миллиардных состояний  будут управлять банками, издательствами, шахтами более эффективно, чем квалифицированные специалисты из числа простых смертных? 
Коммунист – этот тот кто выступает не только за демократию в политике, но и за демократию в экономике. Если мы против абсолютных монархов, владевших по праву частной собственности и божьей волей свободно конкурирующими на международной арене странами, то почему мы должны терпеть абсолютную власть собственников, владеющих транснациональными корпорациям? Именно этот вопрос должен задать себе каждый человек, желающий выбрать свободу. Двадцатый век дал множество примеров того, как трудящиеся эффективно организовывали производство на уровне отдельных предприятий, на уровне регионов и на уровне целых стран. Сейчас перед нами стоит выбор – или мы заимствуем этот опыт в XXI век, или будем и дальше кормить целую свору бесполезных и нелегитимных паразитов, сидящих у нас на шее.